Мюзикл Notre Dame de Paris, как пример вольного перевода.

Переводить стихи трудно в любом случае. Ничего более сложного в работе переводчика просто нет.

Но особенно сложно переводить стихи, если они положены на музыку (то есть отступления от размера и ритма невозможны), если произведение имеет большой объем, а язык оригинального текста – французский.

Перевод с английского стихов любой сложности и любой степени гениальности (вплоть до самого Шекспира) – задача все-таки более простая, чем перевод французских стихов. Просто потому, что английское стихосложение имеет очевидные параллели с русским, тогда как французское живет по собственным законам.

Французский язык – это язык с фиксированным ударением. То есть игры с женскими и дактилическими рифмами, которые составляют важнейшую часть русского стихосложения, во французском просто недоступны.

Кроме того, во французском стихосложении обычны приемы, которые практически невозможны в русском – такие, например, как цепочки рифм с одним и тем же окончанием. Любого русского поэта отучают от рифм типа «любовь – кровь – вновь – морковь – свекровь» буквально с младых ногтей, а для французского поэта такие рифмы – самое обычное дело.

Естественно, что перевод с французского языка текстов мюзикла, состоящего почти из пятидесяти арий – это задача, которая под силу только поэту недюжинного таланта. И в России такой поэт нашелся. Им стал автор бессмертных песен к фильму «Обыкновенное чудо» и многим другим фильмам, прославленный российский бард Юлий Ким.

Впрочем, несколько ключевых арий мюзикла – а именно Belle, «Жить для любви одной» и финальную «Пой мне, Эсмеральда» - перевел не он. Эти тексты написала гораздо менее известная Сусанна Цирюк.

Но так или иначе, от французского оригинала переводчикам пришлось отступить весьма серьезно.

Так, например, в русском переводе полностью исчезла французская аллитерация, характерная для ключевых арий.

В арии Belle во французском варианте доминирует аллитерация на -el. Достаточно вспомнить рифмы из куплета Фролло: «elle – eternel – charnel – ciel – originel – criminel. А за ним вступает Феб с рифмами infidele - l'autel – Quel - d'elle – sel.

В русском переводе от этой аллитерации ничего не осталось. Больше того, композиция французского оригинала тоже исчезает. Во французском варианте этой арии одинаковый зачин («Belle!..») чередуется с различными финалами. Персонажи обращаются к разным лицам (Квазимодо – к Люциферу, Фролло – к Мадонне, Феб – к Флер де Лис) и с разными просьбами.

И наоборот. В русской версии Сусанны Цирюк зачины разные («Свет озарил мою больную душу», «Рай, обещают рай твои объятья», «Сон, светлый счастья сон мой, Эсмеральда»), а финал одинаковый («Я душу дьяволу продам за ночь с тобой»). Причем этот финал имеет весьма отдаленную связь с оригиналом – ведь и Квазимодо в первом куплете, и все трое в последнем просят у Люцифера всего лишь шанса «хотя бы раз погладить волосы Эсмеральды» (желание Фролло открыть дверь в сады Эсмеральды и желание Феба сорвать цветок любви Эсмеральды – намеки более прозрачные, но тоже лишь намеки в сравнении с русским текстом).

Та же картина наблюдается в одной из самых пронзительных арий мюзикла – сцене примирения Флёр де Лис и Феба (La monture – Самец – Всадник; «Quand on te voit sur ta monture» - «О как хорош ты на коне...»).

В оригинале вся ария построена на аллитерации на -ure. Это окончание венчает буквально все рифмы нескольких десятков строк.

В русском варианте такое, разумеется, невозможно. И в варианте Юлия Кима включается игра мужских и женских рифм («О как хорош ты на коне, герой из лучших первый..»)

При этом русский вариант, помимо отклонений в форме, демонстрирует и обострение в содержании. Во французской версии рефрен этой арии одинаков во всех строфах и звучит просто: «Je t'aimerai i tu me jures qu'on la pendra la Zingara» - то есть «Я буду любить тебя, если поклянешься, что цыганку повесят».

А в русском варианте все выглядит гораздо эмоциональнее и конкретнее. В первом куплете: «Я под венец пойду с тобой, но поклянись мне головой, что эту ведьму вздёрнут», - а во втором: « Я буду верною женой, но поклянись мне головой, что эту тварь повесят».

Перевод кратких диалогов разнится еще больше. В разговоре об имени Феба французский Гренгуар представляется, как «принц парижских улиц», и Эсмеральда насмешливо повторят за ним: «Так ты – принц улиц Парижа?»

А в русской версии Гренгуар на том же месте сообщает, что он «пиит Парижа – как Гомер, ничуть не ниже», и Эсмеральда просто констатирует: «Вижу, ты ученей меня».

Отчасти российская версия мюзикла представляет собой не только перевод с французского, но и с английского, то есть, с интернациональной версии мюзикла. Этим объясняется, в частности, изменение порядка следования некоторых сцен.

Иными словами, можно охарактеризовать оригинальную версию мюзикла и ее перевод с французского, как два довольно разных произведения – с общим сюжетом, но собственными нюансами, которые определяются не только сценографией и подбором актеров (что тоже немаловажно, ибо Теона Дольникова или природная таборная цыганка Диана Савельева – не только на десять лет моложе Элен Сегара, но и гораздо лучше подходят для роли Эсмеральды по типажу; хотя есть и обратные примеры, так как никто из российских исполнителей роли Гренгуара не смог приблизиться по мастерству к канадцу Пелльтье), но также и текстом.